Еще один аспект, в котором сомневался Трепашкин, был вопросом мотива.
«Обычно это очень легко найти мотив» объяснил он «или деньги или ненависть или ревность, но что привело чеченцев к этим терактам? Очень мало людей думали об этом».
С одной точки зрения это, может быть, понятно. Антипатия к чеченцам сидит очень глубоко в русском обществе и стала еще глубже во время сепаратистской войны девяностых годов. Невыразимые злодеяния совершили обе стороны в течение этого конфликта, и чеченские повстанцы были готовы и к войне на территории России и к действиям против мирных граждан . Но эта война окончилась в 1997 тем, что Борис Ельцин подписал договор, признавший автономию Чечни.
«Так что, зачем?» продолжал Трепашкин «Зачем хотели бы чеченцы спровоцировать российское государство, когда уже достигли всего, за что воевали?»
Кое-что еще мешало бывшему уголовному следователю: состав нового российского правительства.
В начале августа 1999 – за несколько недель до первого взрыва в Буйнакске – Президент Ельцин назначил своего третьего премьер-министра за период менее трех месяцев. Это был небольшой человек, без чувства юмора, почти неизвестный российской общественности, его звали Владимир Путин.
Он был так неизвестен, потому что, несколько лет назад, Путин был еще одним средним офицером КГБ/ФСБ, трудившимся незаметно. В 1996 Путину дали место в Управлении делами Президента - ключевое управление в аппарате Ельцина, которое дало Путину рычаги, с помощью которых он мог оказать или не оказать услуги инсайдерам в Кремле. Как видно, он хорошо использовал открывшиеся возможности: в течение трех следующих лет, Путина повысили до заместителя руководителя Администрации президента, а тогда до директора ФСБ, а теперь до премьер-министра.
Но, хотя Путин еще был малоизвестным общей публике в Сентябре 1999, Михаил Трепашкин уже был хорошо знакомым с ним. Когда скандал УРПО стал публичным, Путин был директором ФСБ и лично уволил Александра Литвиненко за то, что он привлек внимание общесвенности. «Я уволил Литвиненко, потому что офицеры ФСБ не должны устраивать пресс-конференции и не должны делать внутренние скандалы публичными.»
А в равной степени вызвало тревогу Трепашкина то, что наследником Путина на посту директора ФСБ стал Николай Патрушев. В должности начальника Управления собственной безопасности ФСБ, сам Патрушев освободил Трепашкина от обязанности следователя дела Банка Солди, и он был одним из тех правительственных чиновников, которые наиболее страстно доказывали чеченскую связь с взрывами жилых домов.
«Так что эта динамика была заметна» сказал Трепашкин «и было правительство, способствующее ей. За этим стоят чеченцы, так что теперь нам надо справиться с чеченцами»
Но тогда что-то очень странное произошло в спокойном провинциальном городе Рязань, находившимся в 120 милях на юго-востоке от Москвы.
Благодаря состоянию повышенной бдительности, царящему в стране, несколько жителей 14/16 Новоселовой ул. в Рязани заметили белый Жигули подъехавший к их дому вечером 22 сентября. Людей охватила паника, когда они увидели двух мужчин, которые вынесли несколько больших мешков из багажника машины и перенесли их в подвал после чего быстро уехали. Жители позвонили в милицию.
В подвале нашли три белых мешка весом около 50 килограмм каждый, подсоединенных к детонатору и взрывному таймеру. Пока милиция быстро эвакуировали всех из дома, позвонили местному эксперту ФСБ по взрывчатым веществам; он установил, что мешки содержали RDX - взрывчатое вещество достаточно мощное, чтобы снести целый дом. Выставили блокпосты на всех дорогах из Рязани, и началась огромная охота на Жигули и его водителей.
К следующему дню событие в Рязани стало известным по всей России. Премьер-министр Путин, поблагодарил жителей за проявленную бдительность, пока министр внутренних дел хвалил недавние улучшения в работе органов безопасности «как, например, предотвращение взрыва дома в Рязани».
Все так закончилось бы, может быть, только вот этот вечер двух из подозреваемых задержали. К удивлению местных властей оба предъявили удостоверения ФСБ. Вскоре позвонили из штаб-квартиры ФСБ в Москве и сказали, чтобы их освободили.
На следующее утро директор ФСБ Патрушев выступил по телевидению, чтобы сообщить совсем новую версию событий в Рязани.
Случай в 14/16 Новослевой ул., объяснил он, не был неуспешным терактом, а скорее «тренировкой» ФСБ, чтобы проверить бдительность общества. Он заявил, что в мешках были не взрывчатые вещества, а обычный домашний сахар.
Противоречия в версии ФСБ были многочисленными. Как сопоставить утверждения штаб-квартиры ФСБ о мешках сахара с анализом местной ФСБ, который нашел RDX? Если была на самом деле тренировка, почему не сообщили местной ФСБ досрочно, или почему Патрушев сам не говорил об этом в течение тех полутора дней, пока ловили террористов? К тому же, почему взрывы в жилых домах сразу прекратились после Рязани? Если бы теракты были действительно устроенными чеченскими террористами, тогда, несомненно, унижение ФСБ в Рязани вдохновило бы их продолжать свои действия.
Но время таких вопросов уже истекло. Пока Премьер-министр Путин во время своего выступления вечером 23 сентября, хвалил жителей Рязани за бдительность, российские военные самолеты стали бомбить Грозный - столицу Чечни. Через несколько дней российские батальоны бронетехники вошли в Чечню, и Вторая чеченская война началась.
После этого события стали развиваться очень быстро. Во время новогоднего выступления 31 декабря 1999 Борис Ельцин потряс страну, заявив, что уходит с поста, и решение вступает в силу немедленно. Таким образом, Владимир Путин стал действующим президентом до того, что состоятся новые выборы. И вместо того, чтобы состоятся летом, как сначала было запланировано, выборы были назначены через десять недель. Конкурентам Путина осталось мало времени подготовиться.
В ответ на президентский опрос в августе 1999, Путин имел менее двух процентов голосов. В марте 2000, благодаря своей стратегии тотальной войны в Чечне увеличил свою популярность и был избран президентом с 53 процентами голосов. Правление Владимира Путина началось, и Россия никогда не будет такой как прежде.
На нашей следующей встрече, Трепашкин меня пригласил к себе домой. Это меня немного удивило - мне сказали что так безопаснее, Трепашкин редко приводит посетителей домой - но, по-моему, он считал, что все его враги все-таки знают, где он живет.
Это было достаточно приятно место, разве что спартанского вида, на первом этаже «многоэтажки», окруженной другими многоэтажными домами на севере Москвы. Трепашкин показал мне квартиру, и я заметил что единственным местом с намеком на беспорядок была маленькая комната заполненная бумагами - практически стенной шкаф - в которой он устроил рабочий кабинет. Одна из его дочерей была дома, она принесла нам чай.
С немного стесняющейся улыбкой, Трепашкин сообшил мне, что у него была еще одна причина, по которой он редко устраивал рабочие встречи дома - его жена. "Она хочет чтобы я перестал заниматься этими политическими вещами, но сегодня утром ее нет...". Улыбка сошла с его лица. "Это из-за рейдов. Вы знаете, они вламывались сюда" - он махнул рукой в сторону входной двери - "со своими автоматами, крича приказы; детей очень сильно испугали. Это очень повлияло на мою жену, она теперь постоянно боится, что это опять может произойти."
Первый из этих рейдов был в январе 2002. Поздно ночью, группа оперативников ФСБ ворвалась и устроила обыск, перевернув квартиру вверх дном. Трепашкин утверждает что тогда они ничего не нашли, и подбросили достаточно "доказательств" - несколько секретных документов из архивов ФСБ, несколько пуль - что позволило прокуратуре "повесить" на него три серьезных обвинения.
"Так они мне дали понять,"объяснил он, "что они меня в покое не оставят пока я не "образумлюсь".
У Трепашкина было представление о том, что привлекло к нему внимание ФСБ: всего за несколько дней до этого рейда ему начал звонить человек, считавшийся режимом Путина одним из главных предателей России, Александр Литвиненко.
Служебное падение подполковника Литвиненко произошло быстро. После его пресс конференции в 1998, где он обвинил УРПО в организации покушений, он провел девять месяцев в тюрьме по обвинению в "злоупотреблении служебным положением", после чего ему пришлось уехать из России, когда прокуратура готовила ему очередное обвинение. С помощью ссыльного олигарха Бориса Березовского, Литвиненко удалось уехать и поселиться в Англии, где совместно с Березовским они решили предать огласке то, что они считали преступлениями Путинского режима. Их главной целью было выяснить правду о взрывах жилых домов.
"Вот поэтому он и звонил," объяснил Трепашкин. "Ливиненко, конечно, не мог приехать в Россию и ему нужен был, кто то здесь, чтобы помочь в расследовании."
Легче сказать, чем сделать - к Январю 2002, в России произошли большие перемены. За те два года, с момента когда Путин был избран президентом, еще недавно процветающая независимая пресса практически исчезла, а политическая оппозиция была постепенно выдавлена на обочину, потеряв всякое значение.
Одним из индикаторов этого похолодания стало переписывание самой подозрительной части официальной версии о взрывах - "тренировочном задании" ФСБ в Рязани. К 2002 начальник Рязанского отделения ФСБ, который руководил поиском "террористов", стал подтверждать официальную версию о тренировочном задании. Местный офицер ФСБ, эксперт по взрывотехнике, который клялся перед телевизионными камерами что в Рязанских мешках была настоящая взрывчатка, вдруг замолчал, а затем совсем пропал из вида. Даже жители ул Новоселова 14/16, некоторые из которых участвовали в съемке документального фильма через шесть месяцев после инцидента, в котором полностью отрицали версию ФСБ и настаивали, что бомба была настоящей, теперь отказывались об этом с кем либо разговаривать, разве что говоря, что возможно они все таки ошибались.
"Я сказал Литвиненко, что единственная возможность помочь, если бы я смог принять участие в расследовании в какой-то официальной должности", обьяснил Тепашкин. "Если я просто начну копать сам по себе, меня очень быстро остановят."
Такая официальная должность была организована на встрече в офисе Бориса Березовского в Лондоне в начале Марта 2002. Один из присутствующих - депутат Государственной Думы Сергей Юшенков, взялся организовать независимую комиссию по расследованию взрывов и назначить Трепашкина одним из ее членов. На встрече также присутствовала Татьяна Морозова, 31, уехавшая из России и проживающая в Милуоки, штат Висконсин. Мать Морозовой погибла во взрыве на улице Гурьянова и по российским законам могла получить доступ к материалам официального расследования; поскольку Трепашкин недавно получил лицензию адвоката, было решено, что он будет официально представлять интересы Морозовой и попросит суд разрешить ему доступ к материалам ФСБ о взрыве на ул Гурьянова.
"Я согласился на оба эти предложения," сказал Трепашкин, "но вопрос был с чего начать. Большинство источников были ненадежными, а свидетельства людей менялись, поэтому моей первой задачей было получить доступ к результатам экспертиз".
Проше сказать, чем сделать, отличительной чертой официального расследования взрывов была своеобразная поспешность в очистке мест преступлений. Если, к примеру, Американцы потратили полгода на просеивание всех обломков Всемирного Торгового Центра после 11 Сентября, подходя к этому как к сбору вещественных доказательств с места преступления, Российские власти сравняли с землей Гурьянова 19 спустя буквально несколько дней после взрыва и увезли все обломки на городскую свалку. Та небольшая часть вещественных доказательств, которая была собрана - и еще не известно была ли она вообще - была, скорее всего, заперта в хранилищах ФСБ.
То, что он обнаружил, не имело прямого отношения к взрывам, но Трепашкину удалось найти нечто интересное.
Одной из странностей всей этой истории было заявление спикера Думы Геннадия Селезнева, которое он сделал утром 13 Сентября, 1999. "Я только что получил информацию," он сказал депутатам. "Сегодня ночью был взорван жилой дом в городе Волгодонске."
Той ночью, действительно был взорван жилой дом, но Селезнев ошибся с городом; взрыв случился на Каширском шоссе 6/3 в Москве. Что поставило Спикера в затруднительное положение, когда три дня спустя в Волгодонске действительно произошел взрыв дома. По крайней мере один из депутатов Думы заподозрил неладное.
"Господин Спикер, объясните пожалуйста," задал вопрос Селезневу в Государственной Думе, "как вы в Понедельник узнали о взрыве, который случился в Четверг?"
Вместо ответа у задавшего вопрос, был немедленно отключен микрофон.
Это наводило на подозрения, что кто-то в ФСБ просто перепутал, в каком порядке взрывы должны были произойти и сообщил Селезневу "новости" в обратном порядке.
Потратив почти три года на поиски объяснения этого факта, Трепашкин заключил, что Селезнев получил ошибочное сообщение от офицера ФСБ, но он не хотел говорить, как ему удалось прийти к этому заключению.
Однако вместе с продвижением в расследовании, росла и опасность угрожающая Трепашкину. Один из присутствующих на встрече в Лондоне - правозащитник и помощник Березовского Алексей Гольдфарб почувствовал озабоченность этой угрозой и назначил с ним встречу в начале 2003 на Украине. Они никогда не встречались до этого, и после первой встречи у Годльдфарба осталось странное впечатление.
"Он один из самых странных людей которых мне приходилось встречать," вспоминает Гольдфарб. "Его не интересовали ни политические ни философские аспекты того чем он занимался. Для него это было просто расследование совершенного преступления. Я даже подумал "Может он сумасшедший? Неужели он не понимает, какая сила ему противостоит?". Но потом я решил для себя, что он просто очень честный милиционер - знаете вроде Серпико. Он просто делал то что считал правильным, вот и все." Все равно Гольдфарб чувствовал, что он должен, по крайней мере, предупредить Трепашкина о возрастающей угрозе, если власти решат его остановить. Но чем больше он напирал на это, тем упрямее становился Трепашкин.
"Он не хотел об этом слышать," вспоминает Гольдфарб. "Мне кажется, он все еще верил, в то что это борьба за реформу системы, а не в то что он теперь ей противостоял."
Однако получилось так, что первый удар системы пришелся не по нему. В апреле 2003, депутат Государственной Думы Сергей Юшенков, который назначил Трепашкина в свою комиссию по расследованию, был убит выстрелом прямо перед подъездом своего дома в Москве, на глазах у всех. Через три месяца, еще один участник комиссии умер при загадочных обстоятельствах. После этих двух смертей, независимое расследование было практически закрыто - что также означало Трепашкин теперь может рассчитывать в основном только на свои собственные силы. Тем не менее, действуя в качестве адвоката Татьяны Морозовой, он не сдавался - и в июле 2003 года, наконец, преуспел. Он наткнулся на очередную необъясненную деталь в деле, которую никакая «зачистка» не могла скрыть.
В течении нескольких часов после взрыва на Улице Гурьянова, ФСБ выпустила эскиз подозреваемого, по описанию управляющего дома. Но вскоре, и без всякого объяснения, этот эскиз заменили описание совершенно другого человека, которого давно опознали как Ачемезa Гочияевa, небольшого бизнесменa из Черкессии, сразу сбежавшего и ушедшего в подполье. Весной 2002-го года, Александр Литвиненко и его напарник выследили Гочияева в отдалённом краю Грузии, где, через посредника, он упорно настаивал что ФСБ его подставила и он сбежал только потому что был уверен его убьют.
Личность человека на первом эскизе ещё больше заинтересовала Трепашкина, когда изучая объемное дело ФСБ о взрыве на Улице Гурьянова, он нигде не мог найти её копии. В конце концов он начал рассматривать архивы газет в надежде что одна из них напечатала этот эскиз до того как ФСБ успела остановить их распространение. И нашёл.
На рисунке был изображён мужчина 30 с чем-то лет, с квадратной челюстью, тёмными волосами и в очках. Трепашкин был уверен, что он его знал, и что он его даже арестовал 8 лет назад. Он полагал, что это было изображение Владимира Романовича, агента ФСБ который подобрал людей в состав автофургона c электронным наблюдением для банды Радуева во время грабежа банка Солди.
Изначальная мысль Трепашкина была найти Романовича и постараться убедить его раскрыть своё участие во взрывах домов. Это оказалось бесполезным. Насколько Трепашкин мог выяснить, Романович уехал из России на Кипр и летом 2000-го года, его сбила машина, которая быстро скрылась, Романович скончался.
Трепашкин затем нашёл изначальный источник эскиза ⎯ управляющего дома на Улице Гурьянова.
«Я показал ему эскиз Романовича,» сказал Трепашкин, сидя в своей гостинной, «и он мне сказал что тот был составлен правильно, точно как он описал его милиции. Но затем они отвезли его на Лубянку где они показали емy эскиз Гочияева и настаивали что это и был мужчина которого он видел.
С этим ошеломляющим известием, Трепашкин собирался удивить власти. ФСБ к этому времени уже давно опубликовало имена девяти человек, которые якобы были ответственны за взрывы в Москве и во Волгодонске. Они же были предлогом для новой войны с Чечнёй, хотя ни один из подозреваемых не был Чеченцем. Согласно сообщениям, к лету 2003-го года, пятеро из них были мертвы, двое были на свободе, и судебный процесс ещё двоих был назначен на Октябрь. Как адвокат Татьяны Морозовой, Трепашкин собирался присутствовать в суде и представить эскиз Романовича как улику для оправдания.
Он принял дополнительную предосторожность. Перед началом суда, встретился с Игорем Корольковым, журналистом независимого журнала Московские Новости и в деталях описал отношение Романовича к делу.
«Он сказал, 'если они до меня доберутся, хотя бы все будут знать почему,'» Корольков разъяснил. «Он был напуган и напряжён, потому что я думал он уже знал, что за ним идут.»
Конечно же, через короткое время после встречи с Корольковым, власти забрали Трепашкина. Пока он находился под арестом, ФСБ ещё раз провелa обыск в его квартире, на этот раз при помощи целого автобуса агентов. Я понимаю что для соседей это было очень увлекательно,» сказал Трепашкин смеясь, «самое большое происшествие здесь за долгое время.»
Они его задержали по старой запасной причине ФСБ ⎯ владение оружием без лицензии ⎯ но судья, очевидно знакомый с этим клише, сразу же отверг обвинения. Прокуроры тогда вернулись к обвинениям Трепашкина, которые рассматривались еще со времени предыдущего обыска, за два года до этого, хранение секретных документов, которые, он утверждает, ему подложили. Этого было не много, но достаточно. После закрытого суда, Трепашкина приговорили к четырём годам тюрьмы за неправильное обращение с классифицированным материалом и отослали в тюремный лагерь на Урал.
В его отсутствии, двоих мужчин, которых судили за взрывы жилых домов, обвинили и приговорили к пожизненному заключению. Объявляя дело официально закрытым, правительство приказало ФСБ запечатать все следственные материалы по делу на следующие семьдесят пять лет.
Мой последний вопрос к Михаилу Трепашкину был, в какой-то степени бессмысленным.
Мы стояли на тротуаре около его корпуса, и я его спросил, если, смотреть на ход его жизни за последние пятнадцать лет, изменил ли он что-нибудь.
Вопрос был бессмысленным, потому что люди в ситуации Трепашкина, которые боролись с властями и проиграли, почти без исключения скажут, нет: в поисках правосудия, свободы, или в стремлении изменить общества к лучшему, они объясняют, они бы сделали всё так же заново. Люди в таких ситуациях говорят это себе, чтобы дать значение своим мучениям.
Вместо этого, Трепашкин издал короткий смешок и улыбнулся, как умеет только он.
«Да,» сказал он, «я бы много чего изменил. Сейчас я вижу, что доверчивость один из моих недостатков. Я всегда думал, что не сама система, а только несколько людей создают проблемы. Даже когда я был в тюрьме, я никогда не верил, что Путин мог на самом деле стоять за этим. Я всегда думал что, как только он узнает, меня немедленно выпустят.» Трепашкин прекратил улыбаться и пожал широкими плечами. «Так, я догадываюсь, определённая наивность привела меня к ошибкам.»
Я не был полностью в этом уверен. Я подозревал что его «недостаток», помимо наивности, заключался на самом деле в старинном ⎯ если даже не в средневековом ⎯ чувстве преданности. Во время нашей первой встречи, Трепашкин дал мне копию своего резюме, которое состояло из шестнадцати страниц, и первое что ударило мне в глаза, было то, как он выделил свои многочисленные награды и похвалы за все годы службы государству: как специалист морского флота, как офицер КГБ, как следователь ФСБ. Как бы необычно или старомодно это не было, он верил по-настоящему. Как ещё можно объяснить годы, который он провел как верный своему долгу следователь, тщательно строя дела против организованных синдикатов или продажных чиновников, и в то же время упорно отрицая признание того, что в новой России, сами воры всем и заправляли?
Конечно же, это чувство неизменной преданности и парализовало Трепашкина, оно же и предотвратило его от познания своих «ошибок», от возможности изменить свою жизнь и встать подальше от неприятностей. Что касается нашего перемещения из квартиры Трепашкина на улицу, то даже это было хорошим свидетельством его упрямства, его жена вернулась раньше чем мы думали, и узнав что ее муж разговаривает с западным журналистом была так разгневана, что немедленно выгнала нас на улицу.
«Ну, что поделаешь?» прошептал Трепашкин, когда мы уходили, будто он не мог ничего предпринять.
Но возможно резкости его жены тогда ⎯ 25-го Сентября ⎯ была другая причина. В тот день, Трепашкин собирался идти на Пушкинскую Площадь, чтобы встретиться с небольшой группой сторонников, где в 6 часов они бы провели демонстрацию с требованием нового следствия взрывов. «Тебе тоже следует прийти», сказал он со своей обычной улыбкой. «Может интересно будет».
За пять лет, с того времени когда Трепашкина посадили, в России произошло много перемен ⎯ и ни одна из них не была особо благоприятной для человека в его ситуации. В Марте 2004-го года, Владимира Путина избрали на второй срок президентства с 71-им процентом голосов, и он распорядился более жестко ограничить политическую свободу и свободу слова. В Октябре 2006-го года, в лифте своего дома, застрелили Анну Политковскую, ведущую журналистку России, которая в значительной степени писала о тёмных связях между ФСБ и Чеченскими «террористами». На следующий месяц, пришла очередь удалить Александра Литвиненко.
И возможно самое большое расстройство ⎯ Русский народ в этом не видел больших причин для беспокойства. Наоборот, с экономикой, процветающей за счёт потока нефтедолларов, большинство были довольны образом Путина как сильного человека, и его всё более и более воинственным расположением духа по отношению к окружающему миру, передававшему дуновение возвратившейся сверхдержавы.
Этот образ был подходяще заснят в Мае 2008-го года, когда Путин, которому конституция запрещает избираться президентом на третий срок (хотя он остался в кабинете в роли премьер министра), официально передал вожжи своему лично выбранному наследнику, Дмитрию Медведеву. На этот случай, оба из них были в похожих черных куртках, Медведев в джинсах, важно проходя через Красную Площадь, они выглядели не как главы государства а скорей как пара гангстеров. Даже свирепое вторжение России в Грузию в Августе 2008-го года, акт, который был единогласно осуждён на Западе, породило новую вспышку в Русской национальной гордости, новый взлёт популярности Путина.
Может тогда и не удивительно, что митинг на Пушкинской Площади в тот вечер был довольно жалким зрелищем. Помимо Трепашкина и его самых близких помощников, присутствовало, может тридцать человек. Многие из них старики, которые потеряли родственников при взрывах, они, молча, стояли на тротуаре, держа в руках плакаты или выцветшие фотографии своих погибших. Этот небольшой кружок стоял под надзором восьми милиционеров в форме ⎯ и скорее всего нескольких других в гражданском, ⎯ но это казалось совсем не обязательно. Из огромных толп проходящих мимо в час пик, мало кто дважды посмотрел на протестующих.
Глядя на Трепашкина в тот вечер, казалось, что может существовать другое объяснение вопросу, почему он ещё был жив, а люди как Литвиненко и Политковская были мертвы. От части, без сомнения, потому что Трепашкин старался не показывать указательным пальцем прямо на Путина, или на кого-либо ещё в связи со взрывами домов. Это подходит его складу ума, как криминальный следователь: ты только обвиняешь на основании фактов, то, что можно узнать и проверить.
И конечно же другая часть причины заключается в его одностороннем сосредоточии на взрывах домов, в том, что он относиться к этому делу с тем же упорством с каким он отнёсся к делу грабежа банка Солди. В этом и состояла проблема Литвиненко и Политковской: они обвинили стольких членов правящего круга России, что обеспечили безопасность своих врагов их количеством. Для Трепашкина, кроме взорванных домов, больше ничего не существовало, и если бы его убили, вся Россия бы знала почему.
Ирония судьбы, состоит в том, что чем дальше он двигает это дело, чем больше он требует публичного расследования, Трепашкин может, движет себя ближе и ближе к уничтожению. Пока люди стоящие за взрывами уверены, что они выиграли, или хотя бы что они достаточно захоронили прошлое, он в относительной безопасности. Когда люди начнут брать его листовки, тогда опасность возрастет.
Этот день возможно быстро приближается. В ходе экономического кризиса прошлого года немногие страны пострадали больше России, и почти каждый день приносит новые народные протесты: против олигархов, против политики, и всё больше против самого Путина. Сейчас уже может, осталось недолго, когда Русский народ спросит себя, как это всё началось и вспомнит ужасные происшествия Сентября 1999-го года.
Но тот вечер на Пушкинской Площади не стал таким днём. В тот вечер толпы ещё по-настоящему верили в возрождение России, торопясь мимо Трепашкина к метро и домой, торопясь к светлому, блестящему будущему, которое пообещал им их правитель.
СКОТТ АНДЕРСОН журналист и автор, который передавал из горячих точек по всему миру.
Send an email to Gabriel Snyder, the author of this post, at gabriel@gawker.com.
